Revertron.com

Почему ты не веришь в Бога? Я слышу этот вопрос постоянно. И я всегда стараюсь дать очень деликатный, обоснованный ответ. Но, обычно, это неловкая и бесцельная трата времени. Верующие люди не нуждаются в доказательствах существования Бога, как и в доказательствах обратного. Они счастливы со своими убеждениями. Они обычно говорят такие вещи как «это истина для меня» и «это вера». Но я продолжаю давать свои логичные ответы потому, как считаю, что не быть честным — это снисходительно и невежливо. Как это ни парадоксально, но говорить, «Я не верю в бога потому, что нет абсолютно ни одного научного доказательства его существования, и само его определение логически невозможно в нашей вселенной», также снисходительно и невежливо.

Меня обвиняют в высокомерии. Это выглядит особенно несправедливым. Наука ищет правду. И это не дискриминация. Хорошо это или плохо, но она открывает новые вещи. Наука скромна. Она знает, что она знает и она знает, что она еще не знает. Она основывает свои выводы и убеждения на веских доказательствах – доказательства постоянно обновляются и совершенствуются. Науку не оскорбляют новые факты. Она включает в себя совокупность знаний. Она не придерживается средневековых практик из за того, что они являются традициями. Если бы это было так, то вместо укола пенициллина вы бы протирали штаны в молитвах. Во что бы вы ни верили — это не эффективная медицина. Опять же вы можете сказать, «Это помогает мне», но это эффект плацебо. Моя точка зрения — Бога не существует. Я не говорю о том, что не существует веры. Я знаю, что вера существует. Я наблюдаю это везде. Но вера во что-то, не делает это самое «что-то» истиной. Надежда, что нечто истинно, не делает это истинным. Вера в бога не является субъективностью, он либо есть, либо его нет. И дело тут вовсе не во мнениях. У вас может быть свое собственное мнение, но вы не можете иметь свои собственные факты.

Читать далее

Представьте простейшее одноклеточное существо, почему-то не движущееся по направлению к более питательной среде, и не покидающее токсичное место. Такой организм обречен на смерть.
Представьте таракана, не убегающего от приближающегося тапка. Он так же обречен.
Представьте, что мышь не убегает от кошки, а олень не использует свои рога для защиты от волка.
Эти ситуации абсурдны. И, тем не менее, они преподносятся церковниками как важнейшая добродетель. А на самом деле, смирение это смерть. Смирение это антижизнь. Добровольное превращение себя в жертву для всех, кто может этим воспользоваться. Всем обманщикам, грабителям, насильникам, вымогателям и самим церковникам, требующим денег на каждый чих.
Вся религия христианства, да и некоторые другие, основана на унижении и умалении достоинства и значения жизни как таковой и самого человеческого существа.
Не ведитесь на эту уловку. Не верьте проповедникам смерти!

Художественные произведения позволяют порой больше понять абсурдность нашей реальности, чем некоторые документальные статьи. Здесь представлен отрывок произведения Станислава Лема, в котором автор немного поразмышлял о миссионерской роли церкви на других планетах…
Станислав Лем.
Звёздные дневники Ийона Тихого.
…
— В такой приязненной атмосфере отец Орибазий не уставал проповедовать основы веры ни днем ни ночью. Пересказав мемногам весь Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания апостолов, он перешел к Житиям святых и особенно много пыла вложил в прославление святых мучеников. Бедный… это всегда было его слабостью…
Превозмогая волнение, отец Лацимон дрожащим голосом продолжал:
— Он говорил им о святом Иоанне, заслужившем мученический венец, когда его живьем сварили в масле; о святой Агнессе, давшей ради веры отрубить себе голову; о святом Себастьяне, пронзенном сотнями стрел и претерпевшем жестокие мучения, за что в раю его встретили ангельским славословием; о святых девственницах, четвертованных, удавленных, колесованных, сожженных на медленном огне. Они принимали все эти муки с восторгом, зная, что заслуживают этим место одесную Вседержителя. Когда он рассказал мемногам обо всех этих достойных подражания житиях, они начали переглядываться, и самый старший из них робко спросил:
— Преславный наш пастырь, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадет ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество?
— Непременно, сын мой! — ответил отец Орибазий.
— Да-а? Это очень хорошо… — протянул мемног. — А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо?
— Это мое пламеннейшее желание, сын мой.
— И святым ты хотел бы стать? — продолжал вопрошать старейший мемног.
— Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на эту стезю, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со смирением в сердце…
— Так ты хотел бы стать святым? — снова переспросил мемног и поощрительно глянул на сотоварищей, которые тем временем поднялись с мест.
— Конечно, сын мой.
— Ну так мы тебе поможем!
— Каким же образом, милые мои овечки? — спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивному рвению своей верной паствы.
В ответ мемноги осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали:
— Таким, отче, какому ты сам нас научил!
Затем они сперва содрали ему кожу со спины и намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и запихнули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Нормандской, после чего посадили его на кол, как святого Гуго, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. А потом перевели дух, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря. За этим занятием я их и застал, когда, объезжая звезды епархии, попал в сей приход.
Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я вскричал:
— Недостойные лиходеи! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек загубили свои души?!
— А как же, — ответили они, рыдая, — знаем!
Тот же старейший мемног встал и сказал мне:
— Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обрекли себя на проклятие и вечные муки, и, прежде чем решиться на сие дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ничего такого, чего добрый христианин ни сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы отказались от спасения души, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайший отец Орибазий обрел мученический венец и святость. Не можем выразить, как тяжко нам это далось, ибо до его прибытия никто из нас и мухи не обидел. Не однажды мы просили его, умоляли на коленях смилостивиться и смягчить строгость наказов веры, но он категорически утверждал, что ради любимого ближнего нужно делать все без исключения.
Тогда мы увидели, что не можем ему отказать, ибо мы существа ничтожные и вовсе не достойные этого святого мужа, который заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. И мы горячо верим, что наше дело нам удалось и отец Орибазий причислен ныне к праведникам на небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, отец Орибазий, отвечая на наши расспросы, подробно все объяснил. Должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он повествовал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец.
Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать плоть, дабы тем выше вознесся дух. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным и не вразумительным; не знаем, что оно означает, ибо не нашли его ни в молитвенниках, которые он нам раздавал, ни в Священном писании.
Закончив рассказывать, отец Лацимон отер крупный пот с чела, и мы долго сидели в молчании, пока седовласый доминиканец не заговорил опять:
— Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких условиях?!